О карьерном пути, институте наставничества, преподавании и личном бренде ученого.
В рамках проекта «Колба» глава национального отделения «Женщины атомной отрасли» — Евгения Еньшина обсуждает актуальные вопросы в сфере науки и технологий с женщинами-учеными. В этот раз уникальным опытом и взглядом поделилась:
Александра Филькова — кандидат биологических наук, доцент инженерно-физического института биомедицины НИЯУ МИФИ, младший научный сотрудник РНИМУ им Н.И. Пирогова, научный сотрудник НМИЦ ДГОИ им. Д.Рогачева, лауреат премии «Колба — 2023», номинация «Биология».
Александра, с чего начался ваш путь в науку?
Мои дедушки – кандидаты технических наук, и это в какой-то мере определило мой выбор поступить на физический факультет Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова. Однако на третьем курсе я прошла распределение на кафедру биофизики и влюбилась в биологию.
Расскажите немного о вашей деятельности.
В настоящее время моим основным местом работы является лаборатория биомаркеров в медицинском университете имени Н. И. Пирогова. Наша задача – разработать максимально неинвазивный подход для диагностики болезни Альцгеймера, используя жидкостную биопсию. Моя работа заключается в создании теста для выявления определенных биомаркеров данного заболевания в крови пациентов с болезнью Альцгеймера. Мы пытаемся обнаружить ДНК, попавшую в кровь из разрушенных нейронов, что позволяет разработать метод ранней диагностики заболевания. Кроме того, я преподаю микробиологию на английском языке для иностранных студентов в НИЯУ «МИФИ».
Александра, чем обусловлена ваша деятельность в разных институтах? В чем сложность совмещать это в одном учреждении?
Все это можно совмещать в одном медицинском университете, но за время моей научной деятельности я установила множество профессиональных контактов. Именно поэтому меня целенаправленно пригласили на позицию доцента кафедры фундаментальной медицины НИЯУ «МИФИ».
Получается, это индивидуальная карьерная траектория?
Да. Я считаю, что каждый ученый может выбрать индивидуальную траекторию своей карьеры, у нас нет единого шаблона. Не обязательно работать в лаборатории и преподавать в том же месте. Например, я занимаюсь молекулярной биологией и изучением ДНК, а преподаю микробиологию. Еще три года назад я бы не смогла предположить, что окажусь на этом этапе своего пути.
Как вы считаете для ученого важна преподавательская деятельность или это для души?
Я замечаю, что не так много моих коллег из научной сферы идут в преподавание. Многие предпочитают заниматься только наукой — ставить эксперименты, писать статьи. Однако в некоторых людях я вижу тот огонь, который горит во мне, когда я занимаюсь преподаванием. Для меня сам процесс преподавания очень важен. Когда я рассказываю студентам материал лекции или веду семинары, ставя эксперименты, например, по определению различных штаммов бактерий, мне интересно делиться с ними своим опытом. Я не только читаю материал из учебников, но и рассказываю о том, что я обнаружила в лаборатории, какие публикации изучаю. Мне важно видеть, как зажигаются глаза у студентов — это дополнительно укрепляет мой интерес к преподаванию. Чем больше студентов я могу привлечь в науку, тем больше я понимаю, что нахожусь на своем месте.
Получается, через преподавательскую деятельность вы не только передаете практические знания, но и формируете поведенческую модель?
Да, я стараюсь им показывать насколько интересно в науке, каких результатов они могут добиться.
Насколько институт наставничества развит в вашей сфере?
Этот вопрос нужно задавать индивидуально каждому. Я сталкиваюсь с лабораториями, которые открыты для студентов. Любой может подойти к преподавателю на кафедре и выразить желание написать курсовую или дипломную работу. Так студент встраивается в научную жизнь, а его научный руководитель становится его наставником. Но есть и более закрытые лаборатории.
По моему мнению, необходимо увеличивать количество наставников для студентов. Иногда я наблюдаю, что одному научному руководителю приходится курировать до 20 студентов, что может привести к недостаточному взаимодействию с каждым из них.
Мы сейчас говорим о классическом институте наставничества: научный руководитель, он же наставник. Если говорить о другом подходе, когда студент пятого курса наставляет студента первого курса. Что вы думаете о такой системе наставничества в науке?
Интересно, это грамотный подход к наставничеству. Иногда студентам неловко задавать практические вопросы своему научному руководителю, который нередко уже является профессором. В таких случаях наставник-коллега, например, студент старших курсов, может дать гораздо больше практических знаний, помочь с выбором направления в лаборатории или с дальнейшим развитием карьеры. Такой наставник будет ближе по уровню доверия, чем научный руководитель.
Обучают ли студентов правильно писать научные статьи?
Я не сталкивалась с ситуацией, когда у студентов был специализированный курс по написанию статей, но такая инициатива является актуальной. Когда молодые люди приходят в нашу лабораторию, у них часто возникает потребность в этом навыке. Они не знают, как правильно составить научную статью: как структурировать материал, как четко формулировать мысли. Для нас важно, чтобы студенты имели базовое понимание этого процесса.
Сейчас все это происходит в полевых условиях практического опыта, что является длительным процессом. Я знаю, что существуют коммерческие образовательные проекты, обучающие навыку написания статей, но считаю, что более экологично осваивать такие навыки в государственных образовательных учреждениях.
Нужно ли ученому публиковаться в международных изданиях, иметь определенный индекс Хирша?
Мне очень приятно наблюдать, как индекс Хирша меняется и растет. Однако я не считаю, что следует гнаться за ним. В лаборатории, где я работаю сейчас, придерживаются взгляда, что лучше выпустить одно качественное и значимое исследование в высокоцитируемом международном журнале, чем разбивать его на части и публиковать в менее известных изданиях, которые не смогут распространить вашу идею среди коллег.
Основная цель публикации всегда должна быть в передаче своей идеи, чтобы другие ученые могли на ее основе развивать новые идеи и исследования. Журналы на международном языке способствуют достижению этой цели.
Александра, как вы считаете, что можно назвать сдерживающим фактором выборе науки в качестве своей профессиональной траектории?
Для школьников сдерживающий фактор для занятий научной деятельностью – это недостаточно высокий уровень знаний в научных областях, особенно в лабораторных аспектах. Однако нововведение в школах по развитию индивидуальных проектов в 10 и 11 классе значительно помогает в этом. Школьникам предлагают в течение года сделать небольшой научный проект в лаборатории. Мы часто получаем заявки от старшеклассников с просьбой прийти в лабораторию и провести исследование. Так мы можем определить ребят с горящими глазами. Большинство из них остаются в науке, участвуют в различных конкурсах, успешно поступают в университеты и продолжают работать в нашей лаборатории.
Для тех, кто окончил вуз, сдерживающим фактором является фактор финансирования. Многие из моих одногруппников, показавшие хорошие результаты в институте, предпочли другие сферы, например, IT. Благо, выпускникам физического факультета освоить профессии в IT-сфере не составляет труда. К сожалению, из моей группы в науке остались только единицы, защитившие кандидатские диссертации. Важно отметить, что значительная часть моих коллег-ученых уехала из страны, что также связано с низким финансированием научной деятельности.
Как насчет патентов и интеллектуальной собственности ученых? Может ли получение роялти и процентов от использования интеллектуальной собственности быть инструментом со-финансирования ученого?
Безусловно, однако есть много препятствий. По моему опыту, патент, зарегистрированный аспирантом или научной группой в лаборатории, не приносит больших доходов. Это скорее научная разработка, которая применяется в фундаментальных исследованиях. Нам пока не удалось зарегистрировать разработку в нашей биологической лаборатории так, чтобы она приносила дополнительное финансирование. Но я знаю случаи, когда мои ученые регистрировали патенты, открывали на их основе стартап, получали прибыль и уходили из науки.
Важно ли формировать личный бренд ученому?
Из моего опыта иностранных стажировок могу сказать, что в Европе большое внимание уделяется развитию личного бренда ученого. Чем выше у тебя личный бренд, тем больше у тебя коллабораций с лабораториями во всех точках Земли, с тобой хотят сотрудничать, заключать гранты. Личный бренд не только способствует финансированию для вашей лаборатории, но и помогает популяризировать науку. Студенты с интересом следят за интервью ученых, которые имеют сильный личный бренд.
Александра, вы формируете свой личный бренд ученого?
Для меня это важно. Я активно веду социальные сети, и, когда я заметила значительный отклик на свои публикации среди коллег, когда ученые со всего мира начали подписываться на мой блог, я почувствовала, что могу стать связующим звеном для других ученых, делиться своим опытом с широкой аудиторией.
Могли бы обозначить список «горящих» проблем в вашей сфере?
Тест жидкостной биопсии, которым я занимаюсь, набирает популярность в последние годы. Эта тема начала активно развиваться с 2015 года. До этого ученые не задавались вопросом о происхождении ДНК в крови и ограничивались лишь выделением крови у пациентов и подсчетом общего количества ДНК. С 2015 года начали появляться публикации, показывающие, что жидкостная биопсия – это малоинвазивный метод, который позволяет избежать необходимости забирать кусочек опухоли или ткани у пациента. Достаточно всего лишь сделать забор крови. Это позволяет определить не только количество ДНК в крови, но и из каких органов она поступила.
Если мы обнаруживаем в крови ДНК из нервов, это свидетельствует о разрушении нервной ткани в головном мозге, что может указывать на такие заболевания, как болезнь Альцгеймера. Если мы обнаруживаем опухолевую ДНК, которая в норме не должна присутствовать в здоровом организме, то это указывает на онкологические заболевания. Сейчас это, вероятно, наиболее актуальная тема.
Количество публикаций по теме жидкостной биопсии, особенно в контексте определения онкологических заболеваний, растет. Я предполагаю, что в ближайшие 5-10 лет мы будем активно исследовать онкологические и другие заболевания с помощью этого теста. Сейчас я готовлю обзор по применению жидкостной биопсии для диагностики не онкологических заболеваний, таких публикаций пока немного. Это перспективная область исследования, и я призываю ученых из разных областей обратить внимание на то, как этот тест может помочь в изучении заболеваний их пациентов. Возможно, он сократит сроки диагностики и станет важной темой исследования.
Ваши планы на будущее?
В данный момент я ожидаю решения по гранту для молодых ученых, которое ожидается в середине июля. Независимо от исхода с грантом, мы планируем продолжать наши исследования болезни Альцгеймера. В ближайшие годы я ожидаю, что мы сможем разработать тест-систему для ранней диагностики этого заболевания.
Также я участвую в исследовании свертываемости крови в больнице им. В.В. Виноградова среди пациентов с инфарктом миокарда. В наш проект присоединилась крупная фармацевтическая компания, и я надеюсь, что наш большой клинический проект, рассчитанный на несколько лет, принесет значимые результаты. Мы стремимся разработать протокол теста агрегометрии для диагностики системы гемостаза у пациентов с острым коронарным синдромом.
Александра, как вы считаете, жизнь создается цепочкой случайных событий или это череда возможностей?
Считаю, что жизнь — это последовательность выборов и возможностей, которые мы выхватываем в течение каждого дня, и это составляет наш путь.
